«Не спрашивай. Лучше не спрашивай.» –
Во дворике тесном музейном,
на улице тихой и страшной
над круглым бассейном,

две старые девы печальных –
редактор и техник-чертёжник,
ступают, касаясь плечами
под стук каблуков ненадёжных

(с хенхелдами, шитыми гладью,
глядящие сухо и гордо,
и слишком нарядные платья
для времени суток и года,
и яркая слишком помада,
и запах духов резковатый).

«Сестра моя, больше не надо.
Как ты рисковала,

дразня ротозеев проклятых
(шутили, смеялись,
и ясно читалось во взглядах:
«они лесбиянки»,

и, явно приезжий, негромко:
«всю жизнь прокрутили динамо» –
о нас, не дождавшихся с фронта
своих лейтенантов.)

С жердей обезьяних трапеций,
из сонного транса
нас видящим суммой проекций
на линию, плоскость, пространство,

разъяв, расчертив на квадраты,
немыслима в избранной мере
та, полная — общей утраты,
единой потери.

И смерть, за углом притаившись
у чёрного хода
следит, как вдвоём, притомившись,
устав от честного народа,

мы сгинем, следа не оставив
на каменных плитах,
шагнём в синеву – и растаем
среди дуновений и бликов,