За тридевять и семь, в покое долгожданном, каштановом раю, спасительной тени, казалось бы — торгуй поддельным Мандельштамом, каденции прохладные тяни,
но всё перевернёт страница, на которой — оставленную чёрную фату увидишь, и душа, лишённая опоры, сорвётся в темноту.
Листы развороши. Вели молчать оркестру. В тумане ртутном медленно истлей.
Нет чувства тяжелей любви к пустому месту, растерянней и злей. |