«Пять мёртвых языков учила я:
врезалась в тело классная скамья,
свеча не растворяла суморока,
трудна была веков минувших речь,
но я себе не позволяла лечь,
не справив ежедневного урока.

Страх перед смертью, липок и нечист,
меня теперь оставил. И случись
мне там, за гробом, хоть Сократа встретить,
хоть Господа Христа в венце из роз —
найду слова ответить на вопрос.
(Коль буду знать, конечно, что ответить).

Егда же к мёртвым разум пообвык,
преподали мне дюжину живых.
(Благословенны менторов седины!)
Пусть нам простится вавилонский грех —
я труд возьму соединенья всех
известных мне — в единственный, единый.

Живой и мёртвый — равно говорит
латынь, древнееврейский и санскрит,
свободно возлегая в голове
с гуаньхуа, арабским и немецким.

Так отчего мне слова молвить не с кем?

Я стану изучать язык любве.

И, как бы ни был мой учитель строг,
любой исполню в точности урок —
всё выдержу, занятия не брошу.
А что запомню — занесу в дневник.

Но уберите книги. Хватит книг:
весьма довольно станет книгоноши."